■ Первое место в конкурсе рассказов и эссе в рамках проекта «Чтения со Смыслом»;
■ Опубликован в сборнике «Мечты сбываются / Think big!» («РИПОЛ классик», 2022 год).
Украсть пианино
Телефон звонит, и люди спрашивают: что делаешь? И следом: пойдем выпьем? Но я отвечаю: я сейчас за пианино. Что? Я сейчас за пианино. И кладу трубку. Я постоянно кому-то нужен. Я наполняю людей. Если они долго меня не видят, то впадают в отчаяние, хандрят. Но если мы видимся слишком часто, хандрю уже я. Трудно прокормиться, когда не кормят.
Я разговариваю с пианино. В ответ я слышу разные вещи. Иногда совершенно дурацкие и не очень хорошие. Но иногда мы на одной волне, и я хорош, как Шопен. Иногда я сбиваюсь с ритма. Это нормально. А иногда сажусь, и меня рвет на клавиши. Но это моя рвота.
Сверху тоже играют. Думаю, это женщина. Робкая и неровная игра. Ее пианино тоже разговаривает. В основном о мужчинах. Которые уходили – и которые не приходили. И еще о тоске, коньяке, о кольце на руке… Зову её Пьяная Нина. За пианино. Пьяная Нина.
Иногда – в моих фантазиях – мы встречаемся на лестнице. Я возвращаюсь домой или выхожу покурить. Я спрашиваю её: что делаешь вечером? И потом: выпьем? Но она отвечает, что ей пора за пианино. Я уже люблю её. Она врубается. Это лучше, чем сидеть в чужой квартире с каким-то мужиком и его пианино. Когда есть своё. И свое лучше. Она захлопывает дверь. Прямо перед моим носом. И мне это нравится. И мне это не нравится. Хорошая баба. Такие наполняют.
Я по-прежнему за пианино. Телефон звонит и люди спрашивают: а что вечером? У меня вечером концерт. Что? Я играю Шопена. И кладу трубку. Однажды вместо Шопена я сыграл им Скрябина. В зале никто и глазом не повел. Снобы и лицемеры – всё равно что пустота.
Но она бы меня раскусила. На лестнице – и в моих фантазиях – она часто спрашивает: о чем ты мечтаешь? Я говорю: пригласить тебя на концерт. Что? И добавляю: сыграть при полном зале. Ты музыкант? Я киваю. А она: мечтать не вредно. И захлопывает дверь перед моим носом. Мне это совсем не нравится; и очень нравится. Перед такими бабами наго всякое искусство.
Я закрываю пианино. Остается только Пьяная Нина – она продолжает играть. И мир по-прежнему вращается, пока я выхожу покурить на балкон. Весна; сирень. Внизу на трубах колдыри; а надо мною Нина. И я связываю два эти мира.
Я кричу мужикам: что делаете?! И следом: хотите выпить? Мужики задирают головы, морщат лица. Чего? Я повторяю: выпить хотите? И вот они уже лезут ко мне на третий этаж. Я наполняю людей. Всяких людей. Всяко наполняю. И прошу спустить пианино во двор. Чего? Пианино во двор. Таким лучше повторять дважды.
Я говорю: аккуратно. Но пианино уже кружится в их жилистых руках; пианино кружится по лестницам и этажам. Я следом жонглирую бутылками. Пьяная Нина задает робкий, неровный ритм. Инструмент вываливается на тротуар. Он смотрит в глаза пяти несчастным этажам. Мужички занимают места на трубах. Местная филармония.
Я открываю пианино. Сажусь и начинаю Шопена. Мужики начинают «Столичную». Прохожие думают, что я один из них. Что я разливаю. Некоторые останавливаются послушать. А я задерживаюсь на Шопене; я наполняю. Под «Весенний вальс» зал выпивает трижды; вальс пробуждает. Один из мужичком перебивает Шопена: уважаемый, а вы не могли бы «Петрушку», спасибо! Что? «Петрушку», чтобы пилось сподручнее, спасибо! Кого?! Стравинского, спасибо! Я перехожу на Стравинского. Позади садится солнце, и в окнах тают силуэты. Трубы и балконы рукоплещут, когда умолкает «Петрушка». Но один балкон по-прежнему пуст.
В кармане зудит телефон. В нем надрывается Чайковский. И я подхватываю; начинаю с «Апреля». Затем «Май» – и «Столичная» – «Июнь» – и «Столичная»… И только на грустном «Октябре», когда стихает пианино, появляется она. На балкон выходит Пьяная Нина. И тонкая, и робкая, и я вижу её стройные ноги: левую – в тени, правую – в свету. И руки: левую – в тени, правую – в свету. И я скачу по клавишам: по тем, что в тени, и по тем, что в свету.
Я закругляюсь. В окнах яркий закат. И все аплодируют. Думаю, она тоже аплодирует. Я потрясно играю. И она врубается в мою игру. И те, на трубах, тоже врубаются. И прохожие, ставшие полумесяцем. Позже, на лестнице, она спрашивает меня: что делаешь вечером? И затем: научи «Петрушке». Я захлопываю за нами дверь.
Телефон продолжает звонить и люди спрашивают: где я? Я отвечаю: за пианино. Что? За пианино. И кладу трубку. Они перезванивают. Говорят: скоро выходить. Тут полный зал. Нет, говорю. Что? Говорю: нет. Это у меня полный зал. Теперь они бросают трубку. И тут же перезванивают. Другой голос интересуется: когда я, черт возьми, появлюсь. Через 10 минут на сцену. Но я отвечаю: я уже на сцене. Что? Я уже играю. У меня полный зал. Я кладу трубку.
